[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Итак, мы говорили: ученые решают «сильные» проблемы, когда сталкиваются с противоречиями между наличной системой знания, то есть своими ожиданиями и опытом. Повторю то, что Кун называем аномалиями. Главный вопрос, на который они должны ответить: «Почему это так, если так не может быть?» Они строят предположения о причине такого рассогласования, а если им удается подтвердить сделанные предположения в независимом испытании, например удачно предсказать новые явления, то они узнают что-то такое, о чем понятия не имели — о неведомом. Ученые могут сталкиваться со странными явлениями, которые, хотя прямо не противоречат, но не вписываются в наличную систему знаний, не соответствуют ожиданиям, — головоломками. Они пытаются объяснить эти ранее неизвестные явления и подтвердить свое объяснение в независимом испытании. Ученые могут сталкиваться с логическими нестыковками в своих построениях — парадоксами. Разрешение парадоксов, как правило, связано с уточнением терминов, с введением запретов на высказывания, приводящим к логическим парадоксам. Ученые проверяют выдвинутые гипотезы на непротиворечивость, на соответствие эмпирическим данным, прогнозируют новые явления, разрабатывают новые более точные методы измерений, продуцируют новые технологии и показывают эффективность их применений. При этом ученые никогда, к счастью, не знают окончательной истины. Но если бы все было бы окончательно известно, то не только наука, но и сама жизнь остановились бы. Мы также не накапливаем последовательно знания, процесс познания сложен, он предполагает одновременно и изменение, и сохранение знаний. Но разве это дает основание отрицать, что наши знания прогрессируют? Такие сомнения возможны только для любителей схоластических рассуждений вроде споров о наличии принципиальных глаз у принципиального крота. Не думаю, что сегодня есть люди, летающие на самолетах, говорящие по мобильным телефонам, слушающие онлайн-курсы по Интернету, кто реально бы сомневался в техническом прогрессе. Но технический прогресс был бы призрачен без развития фундаментальных наук. Ранее открытые законы подтверждаются при сегодняшних способах измерения с точностью, о которой первооткрыватели не могли и мечтать. Постоянно происходит открытие новых, никем не предполагаемых явлений. Физики в XX веке обнаружили, что Вселенная на примерно 90 % состоит из темной материи и темной энергии, о которой они почти ничего не знают. Физиологи в XXI веке к своему удивлению нашли в мозгу структуры, которые тем более активны, чем менее субъект вовлечен в сознательную целенаправленную деятельность, связаную с решением каких-либо задач. Разве подобные открытия не говорят о прогрессе науки? Резко сокращается детская смертность, во многом благодаря развитию медицины и потрясающим успехам генетики. Методы физических измерений, проникших в гуманитарные науки, позволяют точнее датировать возраст археологических находок или древних рукописей, точнее идентифицировать авторство живописных картин, но на основе этого точнее понимать ход истории. Известный культуролог Акоп Погосович Назаретян утверждает: «Процент военных жертв и других случаев насильственной смерти от общей численности населения на протяжении тысячелетий медленно, но постоянно сокращается. Но так происходит в том числе потому, что в рамках социальных и гуманитарных наук вырабатываются идеи социальных институтов, обеспечивающих все более тонкие нравственные и социальные ограничители». Наконец, наши знания об устройстве Вселенной и об устройстве жизни человека гораздо надежнее, чем знания наших предшественников, потому что эти знания прошли более жесткую независимую проверку. И то, что мы сегодня еще больше сомневаемся в наших знаниях, говорит о прогрессе науки, потому что научное знание — всегда сомневающееся знание.